Гастарбайтер, зародыш, Рильке: прямая речь
Опубликовано: Радио Свобода 30 ноября 2014
Седьмой фестиваль видеопоэзии “Пятая нога”на Новой сцене Александринского театра в Петербурге.
Карта поэтических действий. Политика и поэтика прямого высказывания. Рембо и Верлен, Олеша и Мандельштам против толпы. Как выглядят и звучат прямая речь аутиста, монолог заключенного, внутренняя речь нерожденного? Революция и поэзия среди нас. Питерско-московскому сообществу молодых “левых” присуждена премия фестиваля видеопоэзии “Пятая нога”. Почему акции прямого действия победили образный видеоряд? Юрий Мамлеев и Райнер Мария Рильке в коротком метре. Поэзия московских гастарбайтеров в иллюстрациях молодых радикальных художников. Публика против поэта и активиста.
Седьмой фестиваль видеопоэзии “Пятая нога”на Новой сцене Александринского театра в Петербурге. Обсуждают режиссер Андрей Сильвестров, драматургЛюбовь Мульменко, поэты Андрей Родионов, Дмитрий Кузьмин и Артур Пунте, критики Алена Солнцева и Анна Наринская, медиахудожник Наталья Федорова, куратор Екатерина Троепольская.
Елена Фанайлова: В жюри наметился спор о критериях жанра видео-поэзии, а премию дали произведению «Карта поэтических действий» коллектива петербургских авторов. Каковы границы жанра видопоэзии? О чем мы говорим и по каким критериям все это оценивали?
Андрей Сильвестров: Конечно, жанра видеопоэзии не существует. Это абсурд. Существует фестиваль, который называется видео-поэзия, который делают Андрей Родионов и Катя Троепольская, это их достаточно авторское произведение. Я давно слежу за этим фестивалем, и то, как развиваются жанровые возможности, которые представлены на этом фестивале, то, собственно, и является видеопоэзией. Почему такого жанра не существует? Потому что вообще определение, что такое поэтическое в кинематографе, имеет очень длинную историю, начиная с того, что вообще кинематограф, когда начал себя осознавать, он начал так или иначе монтировать кадры один с другим, так образуя язык, который сам по себе является определенной поэтикой. В этом смысле почти любое аудиовизуальное произведение является в той или иной мере видеопоэзией. Есть важный момент, который, как мне кажется, Катя Троепольская и Андрей Родионов делают, это актуализация современной актуальной поэзии аудиовизуальными способами. И это им удается. В этом смысле тот выбор жюри, тот выбор зала, который вчера случился, очень симптоматичен. Победили две работы, очень, на мой вкус, наивные, очень, на мой вкус, простенькие, но так или иначе, работающие с социальной актуализацией поэзии. «Карта поэтических действий» – чтобы описать эту работу… это очень просто. Современные поэты выходят на улицу и читают старые стихи, тем самым провоцируя социум на определенную реакцию. И социум так или иначе реагирует. Эта работа является документацией перформанса.
Дмитрий Кузьмин: Сперва два слова вообще про жанр. В сегодняшних условиях, когда традиционные жанры давным-давно мертвы, возможность институировать новый жанр у каждого мало-мальски активного действующего лица в любом виде современного искусства вполне себе есть. Вот нельзя сказать, что нет такого жанра видеопоэзии. Значит, пришел Родионов и конституировал этот жанр. Почему бы такому жанру не быть? Нет на это никаких запретов. И этот жанр, как он конституирован уже к сегодняшнему дню, вполне отчетливо отграничен от самых разных других вещей, в том числе поэтического кинематографа. Это жанр, в котором, во-первых, есть текст, по возможности стихотворный, в виде исключения может быть прозаический, но это некоторое такое вот на периферии ситуации. К этому тексту добавлен синтетическим образом, как бы синтезирован с ним визуальный или, быть может, аудиовизуальный ряд, и между ними возникает некоторое взаимодействие, благодаря которому эти два или три канала информации не лежат безразличным друг к другу образом, а известным образом друг друга деформируют, трансформируют, обогащают или что-то друг с другом делают. Я специально подчеркнул, что синтетическое высказывание, потому что ситуация, при которой текст, визуальный ряд и аудиоряд создаются вместе к данному случаю, он не совсем понятно, попадает ли вот в эту рамку. То ли да, то ли нет, здесь есть некоторая проблема. И большая часть работ, за очень немногими исключениями, которые мы на фестивале видели, вполне укладывается в эту рамку. При этом есть разного рода проблемы. Например, что делать, если медиа-артист, медиа-художник почему-либо соблазняется плохими, слабыми, бессмысленными стихами, что он с ними делает? Иногда, может быть, он это делает специально, иногда он это явно делает не специально, потому что таковы границы его вкуса, потому что он может быть искушен и компетентен в одном виде искусства и совершенно не компетентен в другом, и результат получается странный. Это все может быть предметом дискуссии. При этом то, что произошло с голосованием членов жюри, с моей точки зрения, чистое безобразие. Потому что работа, которой было присуждено первое место, эта самая «Карта поэтических действий», она совершенно точно в эти жанровые границы не попадает, вообще не имеет к ним никакого отношения. При этом я совершенно не стану утверждать, что это плохая работа, слабая, наивная работа. Как перформанс, а то, что мы видели вчера, это была документация перформанса, такая свернутая, и может быть, вполне неплохая, то есть к этой документации у меня тоже нет претензий как к документации, но отчего и почему эта документация перформанса рассматривается на равных правах с текстами, с работами, которые находятся в рамках жанра, и выигрывает у них… Здесь мне кажется, что это ерунда!
Елена Фанайлова: Алена, берите микрофон и скажите, что вы про это думаете.
Алена Солнцева: Сначала скажу, что думаю про жанр. Мне кажется, что жанр такой есть, потому что видеопоэзия – это прежде всего, я бы сказала, поэзия, видео – это все-таки… при том что видео вообще очень сильное средство, но это вспомогательное средство, для того чтобы разобраться с поэзией, как мне кажется. То есть поэзия в данном случае является ударным словом. А вот дальше мне кажется, что выбранные залом и жюри призовые места говорят, в общем, о том, что сегодня поэзия уходит в какую-то другую форму, и эта форма связана с коммуникацией. То есть сегодня поэзия – это не то, что существует на листке бумаги одного человека с самим собой, а это разговор с кем-то. Вот поэзия – это коммуникация, но коммуникация – не обязательно акт разговора. Это акт взаимодействия. Кстати говоря, в данном случае я бы сказала, что вот «Карта поэтических действий» и ролик «Речь внутри» – они в каком-то смысле об одном и том же, они просто с разных сторон. «Речь внутри» – это, безусловно, очень сильная работа.
Алена Солнцева: 30 роликов посмотреть в течение полутора часов и очень быстро принять решение… В данном случае, как и в любом при обилии информации, побеждает то, что презентировано наиболее эффектно. И конечно, потом уже, когда что-то отстаивается, и начинаешь думать о том, что «Речь внутри» – это очень важная, очень серьезная попытка теоретическая, потому что это действительно попытка вербатима, перевести с видео… Неслучайно там прекрасный оператор работает, на этом маленьком фильме, потому что попытка перевести именно речь внутри, речь не обращенную, не имеющую прямого коммуникативного действия, тем не менее, это остается речью.
Елена Фанайлова: В двух словах напомню, что это речь аутистов, записанная авторами этого видео речь аутистов, но приведенная в литературный порядок. И основным видеомоментом является там запись биения сердца плода на УЗИ. Это ультразвуковое исследование, это абстрактная какая-то очень красивая картинка, образ.
Алена Солнцева: Да, это образ, совершенно в старом смысле слова визуальный образ. И когда мы говорим о «Карте поэтических действий», безусловно, это фильм о фильме, там все понятно, но если мы будем рассматривать его не как результат какого-то конкретного перформанса, а как самостоятельное произведение, то в нем есть своя тема, и это тема общего поэтического дискурса, внутри которого нет соглашений, отсутствие конвенциональности. Потому что любое поэтическое высказывание вне контекста теряет свою поэтичность, перестает быть высказыванием или, наоборот, начинает сильно выпячивать ее… Наша готовность или не готовность воспринимать поэзию как поэзию делает либо пьедестал, либо роет для нее яму, это и есть сегодня самое интересное. Потому что вообще после просмотра у меня много вопросов возникло, зашевелилось, мне стало интересно, а что сегодня поэт, какова его роль в обществе. Она явно меняется. Поэт вроде бы перестает быть создателем смыслов, смыслы начинают уходить в какое-то пространство между поэтом и публикой. И поэтому очень интересно, что были там замечательные произведения, например, “Когда-нибудь”, Василий Сигарев на текст Романа Тягунова
Алена Солнцева: Или мне очень понравилось то, где вообще возникает зазор между хорошим поэтическим текстом, старым поэтическим текстом и, наоборот, наиболее интересные видеоистории возникают на тексты далеко не высокого качества, но, тем не менее, добавляя видео, общий итог, общая сумма как бы оказывается с большим плюсом. Потому что качество текста неожиданно меняется от того, что он сопровождается помещением его в какое-то иное пространство. В этом смысле видеопоэзия является именно самостоятельным жанром, потому что в нем и текст визуальный, и текст поэтический вступают в какой-то синтезированный контакт, из которого возникает новый смысл. Вот это и есть новый жанр.
Елена Фанайлова: В этом смысле Сигарев был еще одним нашим внутренним фаворитом, хотя вроде бы там вообще не произносится текста. Кстати, еще одна такая жанровая разница, я бы сказала, это видеоролик, где поэтический текст звучит, и те ролики, где он написан, где он предъявляется только в виде текста.
Анна Наринская: Часто плохие, невеликие стихи, видео с ними гораздо лучше. Но в общем, это судьба любой экранизации. Вся история экранизаций художественных произведений говорит о том, что великую книгу экранизировать, чтобы она оказалась бы конгениальна, практически невозможно, а какие-то второстепенные произведения оказываются прекрасными фильмами. И поскольку было высказано два диаметрально противоположных мнения, существует такой жанр или нет, и нам остается прислониться к одному и к другому, вот я бы, значит, тогда прислонилась в сторону отрицателей. Для меня совершенно непонятно, в чем этот жанр, и в этом смысле мне очень понравилась работа отборщиков, и Андрея, и Кати, и мне кажется, что действительно как раз эта невероятная, на первый взгляд, разноперость того, что они нам показали, и я совершенно аплодирую тому, что был в программу включен ролик под названием «Сталинград». Может быть, его надо показывать бойцам ДНР?
Видеоролик
Анна Наринская: Это социальное, и оказывается нас всех трогающим и волнующим… Я не знаю, стихи, которые читали поэты во время перформанса «Карта поэтических действий», да. Эти стихи, прочитанные в среде, среди людей, с увиденной реакцией людей оказались для меня еще дополнительно наполненными смыслом и выводящими меня на некоторые совершенно новые мысли о них. И, соответственно, это видео, оно этим стихам дало дополнительное… не знаю, можно сказать что, важность, звучание… Для меня это и есть задача и цель вот такой работы, как видеопоэзия.
Елена Фанайлова: У меня два небольших комментария по поводу ролика «Сталинград» и предъявления его бойцам Моторолы. Я бы как раз поступила наоборот. Я бы ролики бойцов Моторолы показала бы, свадьбу Моторолы, его поведение в зоне боевых действий, я бы показал создателям ролика «Сталинград». Тогда это обогатило бы их сознание, и как-то они потоньше бы работали. Потому что тот мощный китч, который нам показали, заставлял меня просто смеяться. И продолжая мысль о том, как это работает, я вспомнила сейчас видеоролик, который, как сейчас принято выражаться, взорвал интернет, и это, конечно же, видеопоэзия, если так можно сказать, под названием «Никогда мы не будем братьями». Это стихотворение украинской девушки, которая обращается к своему российскому коллеге. И там миллионы уже вариаций видеоответов на этот посыл. Вот волшебная сила искусства! И что мы про этот жанр можем сказать? Видеопоэзия это, не видеопоэзия… И видео, и поэзия. И социально активная, но какая-то очень своеобразная.
Артур Пунте: Раз мы стали делиться на такие партии – отрицающих жанр видеопоэзии и признающих его существование, то я, не разделяя нигилизма Андрея в отношении того, что некое прочтение поэзии может существовать вместе с видеорядом, я все-таки верю в синтетичность этих произведений, в то, что они могут более глубоко взаимодействовать и в некоторых случаях даже не могут существовать по отдельности, я, скорее, не согласен с тем, что такой жанр существует. Вспоминая, кстати, реплику Натальи Федоровой, которая сегодня утром прозвучала на другом мероприятии фестиваля, о том, что границы жанра просто лежат шире, чем видеоарт. И речь идет не о том, что есть некая видеопоэзия, а о том, что есть произведения современного искусства, которые включают в себя поэзию. Это могут быть инсталляции, не знаю, программное обеспечение, перформанс… И более широкий термин, наверное, уместнее и понятнее, вызывает меньше споров, это было бы обозначение – медиапоэзия, которое последнее время часто фигурирует. С ним как-то проще согласиться, потому что, когда мне говорят, что я создаю произведения видеопоэзии, мне очень трудно это на себя примерить, я не могу так подписаться – видеопоэт. Кроме того, поэтическое кино – это что-то совсем другое, никакого отношения к поэзии не имеет. Я, работая над какими-то своими произведениями, не думаю о том, что вот я сейчас буду делать видеоролик со стихами. Форма всегда отвечает идее, и это может быть инсталляция, может быть сайт, может быть еще что-то совсем другое, или выступление живое, например. Я думаю, что большинство участников, которых мы вчера смотрели, по крайней мере, часть из них, особенно победители, они тоже в какой-то такой же парадигме работают. Они создают «Карту поэтических действий», а потом одной из ипостасей, в которых это существует, становится документация – видео, которое мы смотрим и даем первое место на фестивале видеопоэзии, где отбор осуществляется, скорее, как-то технически, вот есть видео этого произведения или нет. Если есть, мы можем его показать и обсудить. И тут мне кажется, что если говорить о видеопоэзии в целом, то эта характеризующая некая такая природа, что же это такое, по крайней мере на данном этапе, мне кажется, это некое возвращение поэзии, питающейся жизнью и языком, который жизнь дарит поэтам, это возвращение ее в эту же жизнь. Мы видим, что поэты выходят на улицу, провоцируют прохожих своей поэзией, или это может иметь мирные, не провокативные формы, тоже приобретать, когда… Вот мы с коллегами работали над серией объектов, которые назывались «Поэзия в интерьере», когда стихи приобретали форму некой сумасшедшей бытовой техники, неких таких радиоприемников, принимающих поэзию, или какая-то другая измененная функция бытовой техники, в которой присутствует поэзия. Это тоже такой способ вернуть речь, переведенную поэтами в поэзию, обратно в жизнь. И чем больше я смотрю на объекты медиапоэзии, тем больше убеждаюсь, что это такой, по крайней мере на данном этапе, универсальный принцип, который объединяет работы многие. Дмитрий сказал: ну, как же, документация получила первый приз на…
Елена Фанайлова: На конкурсе видеоарта!
Артур Пунте: А я вспомнил, почему я здесь сижу: в прошлом году моя работа получила тоже первый приз на этом же фестивале, это по сути тоже была документация перформанса, но просто, может быть, она была сделана не так… она, может, не выглядела как документация, но по сути была документацией, чисто технически. Это было просто зафиксировано: я выхожу на улицу, композитор в Академии музыкальной за фортепиано, и мы созваниваемся, и все это просто снято четырьмя камерами. Тоже фиксация. Но просто, так как она сделана со штатива, камера не дрожит, то, может, меньше похоже на документацию.
Любовь Мульменко: Если отборщики включают в конкурс такую вещь, наверное, нас не должно волновать ее происхождение. Мне так кажется. Но мне показалось любопытным другое, что это ведь не единственная попытка интерактива в шорт-листе, однако только эта работа обсуждалась в качестве одного из возможных лидеров. Такая же попытка, только менее удачная была, например, предпринята Златой Понировской, которая пыталась задокументировать опять же реакцию аудитории на внеплановую, спонтанную читку стихов. В последней работе, в опытах брусникинских студентов, в альманахе, там тоже была первая часть как раз с читкой в магазине, по-моему, тоже неудачная. То есть три документации. Можно ли говорить, что «Карта поэтических действий» здесь как-то торчит из общего равномерного какого-то ряда?
Анна Наринская: Ну, просто хочется, чтобы артефакт, будем называть так, он создавал сразу много смыслов. И в том числе, например, что происходит сейчас с поэтом как некоторой субстанцией, что он являет собою? Практически не один из других роликов вот этого вопроса не ставит, а этот очень важный и сейчас, можно сказать, острый вопрос, вот эта «Карта поэтических действий» предъявляет его буквально на-гора. Я имею в виду, что просто, ну, как говорится, вот сделана работа, которая предлагает множество ответвлений, как по ее поводу можно думать. И это плюс этой работы.
Андрей Сильвестров: Я хочу представить свою конспирологическую версию. Я понял, почему вы и сами обнаружили, кто дал приз, и это неслучайно. Мы же находимся сейчас в системе СМИ, мы даем работы на радио, то есть в системе традиционных медиа. Алена, вы сказали, что поэт становится коммуникатором, но на самом деле поэт всегда был коммуникатором. Пушкин в свое время был мощнейшим СМИ, до изобретения СМИ. И то, что мы наблюдаем сейчас, как мне кажется, это когда поэт встает в противоречие с традиционными СМИ, и у него появляется опять голос. Потому что СМИ скукоживаются, а у поэта появляется голос. В этом смысле решение победы «Карты поэтических действий» – это же фильм про поражение поэта. А поэт, на самом деле, выиграет. А СМИ проиграют.
Андрей Родионов: Поэтому слово поэту! Я, как человек изнутри явления, могут лишь обозначать какие-то проблемы, а не говорить о жанре. Я могу обратить ваше внимание на ряд небольших моментов. Прежде всего поэзия и кинематограф настолько самодостаточные и большие вещи внутри себя, что, соединяясь друг с другом, — это не совсем новая мысль, но я ее скажу, — начинают друг с другом бороться. То есть мы видим, насколько плохи стихи. Если они плохи, мы это видим сразу, потому что кинематограф дает нам эту возможность – то, что плохо, увидеть сразу. Мы видим, насколько неаккуратна или плоха работа режиссера и оператора. Мы видим это сразу благодаря стихам, если это хорошие стихи. То есть мы можем говорить об обнажении приемов и кинематографа, и поэзии. Дальше, мы можем говорить о том, что, вот как Катя Троепольская, куратор видеопоэзии, хорошо однажды ответила. Мы часто показываем видеопоэзию в разных залах, на разные аудитории, и однажды, вот буквально месяц назад, один из студентов спросил: «Почему же такие иллюстративные ролики?» И Катя ответила: «Это не наши проблемы». Тем не менее, как проблему я это тоже должен отметить. Что касается победителя, я не могу сказать, что это абсолютный лидер, это выбор жюри, но, тем не менее, мне понятен этот выбор, потому что это все-таки работа видеопоэтическая. Проблема иллюстративности, которую этот ролик, в общем-то, исключает, это ролик действия, он совершенно поэтому и победил.
Наталья Федорова: Я хочу немножечко поговорить о несуществовании жанра видеопоэзии. Да, безусловно, в России сложно говорить о жанре видеопоэзии до фестиваля Андрея Родионова и Екатерины Троепольской. Но он, слава богу, существовал в мировой традиции. Можно, допустим, считать это с 90-х, с United States of Poetry Боба Холмана, можно считать с 80-х, с Джанни Тотти. То есть говорить о несуществовании жанра видеопоэзии – это смотреть с очень ограниченной оптикой. На что, безусловно, находясь в российском контексте, мы имеем право. И опять-таки отдельное спасибо Екатерину и Андрею за ту работу, которую они делают, потому что теперь литература вообще может существовать в формате медиации некой. То есть, есть вообще представление о том, что литературное слово может выглядеть как-то иначе, нежели просто написанные на бумаге слова и прочитанные поэтом. Ура! Это уже очень хорошо. Сейчас говорить о видеопоэзии как единственном способе существования в медиа литературного слова – это некоторое ограничение. Мы, безусловно, должны смотреть на видеопоэзию как на один из способов медиации литературного слова. То есть это может быть код, и тогда это будет некий генерируемый поэтический текст, это может быть интерактивное видео, это может быть инсталляция, как я и говорила. Это может быть перформанс, с котором используется видеопоэзия. Это может быть множество других вещей, о которых мы говорим как дополненной реальности, виртуальной реальности. И это достаточно разработанная проблематика в мировых исследований, и я рада, что мы ставим этот вопрос здесь и сейчас благодаря Фестивалю видеопоэзии.
Любовь Мульменко: Я все время пыталась, думая о том, за что же голосовать и что выбрать, когда я смотрела ролики, я пыталась мысленно отсечь видео и посмотреть, что останется, или осечь, наоборот, поэтический текст. Потому что соревноваться, мне кажется, должны именно третьи смыслы, возникающие от этой неповторимой комбинации. В этом смысле, конечно, все иллюстративные ролики или ролики, которые явно были просто презентацией текста, и в лучшем случае была выбрана картинка, не мешающая восприятию теста, в худшем случае мешающая, но не рождающая ничего дополнительного. Мне очень нравится работа Сигарева, маленькая, но, мне кажется, там есть какое-то взаимодействие между текстом, который не прочитан вслух, но мы можем читать титры, и крошечная эта видеозарисовка. И конечно, работа, которая победила. Хотя, в общем, видно, что не бесспорно победила. Там есть третий смысл. Не знаю, каким путем… В общем, если не переживать, что это документация, то с третьим смыслом там все в порядке.
Анна Наринская: Я бы хотела, если можно, быстро ответить Наталье. Потому что я сама всегда всех упрекаю в провинциализме, и поэтому ненавижу, когда в нем упрекают меня. Ну, или как бы нас. Мне просто кажется, что от того, что где-то на Западе что-то давно делают, это совершенно не значит, что, например… Ну, существует жанр, существует такая работа. И она тоже совершенно разная. И я думаю, что споры заинтересованных лиц, есть ли такой жанр как таковой, или действительно стоит это называть инсталляциями или медиа-объектами, или чем-то… Другое дело, что среди, может быть, немножко более подкованной и просвещенной публики так долго мы бы не спорили по поводу того, можно ли работу, документирующую чтение стихов на улицах города, вносить в список видеопоэзии, потому что это абсолютно точно можно. Поэтому мне просто кажется, что ужасно интересна третья вещь, которая получается в результате объединения такой вещи, как стихи, да, и такой вещи, как видеообраз. Мы видим, что действительно часто ничего не получается, получается полнейшее разрушение, а очень часто хуже, чем разрушение, пошлость и так далее. А иногда получается, что какой-то там Феникс вылетает, и получается совершенно новая вещь, которая… И вот я опять же все это говорю, пылко защищая наш выбор.
Елена Фанайлова: Вот что я хочу сказать, не как модератор этого чудесного собрания, а как простой зритель. Такая важная вещь про все эти ролики, которые мы смотрели, в половине из них городская среда, как она показана, город присутствует как основная декорация большинства фильмов, которые мы посмотрели. Правда? При этом это самые разные декорации. Начиная с первого произведения под названием «День рождения», которое разворачивается в Харькове, на фоне разрушения памятника Ленину, совершенно недавние события. Далее, если бы был такой мой личный рейтинг, я бы дала, наверное, первый приз произведению под названием «Строка на переезд из одного района в другой», где Москва является героиней.
— Вот, кстати, почему не дали, потому что это инсталляция скорее.
— Я голосовала за него.
Елена Фанайлова: Да, то есть еще один фаворит. Та же самая «Карта поэтических действий» – это работа в городе. Города и горожане – герои этого произведения. Или «Элегия», которая происходит в Донецке, это город, который сам по себе излучает тревогу.
Елена Фанайлова: Черно-белый ролик, и такие сюжеты мне страшно нравятся, потому что одна из моих любимых тем – это человек и его среда обитания. И это здесь, на протяжении полутора часов, которые мы смотрели, конечно, было все очень видно, как мы, как живые существа, в разных этих городах себя чувствуем.
Алена Солнцева: У нас действительно, несмотря на то, что мы принимали решение очень быстро, была такая сложная рейтинговая система голосования, и поэтому в результате у нас было некоторое количество фаворитов, положим, каждый должен был назвать по пять лучших фильмов, и в результате собрался некий список. И, например, среди фаворитов был фильм «Холодная вода», про который мы сегодня почему-то не говорили, а он был очень интересный. Там, собственно говоря, само стихотворение печаталось буквами на разных поверхностях, и тоже казалось, что, когда видео добавляет и наоборот… вот какое-то волшебное сочетание совершенно обычного интерьера с, в общем-то, на мой взгляд, не выдающимися, может быть, стихами, но вместе это дает какую-то необыкновенную глубину и делает это произведение запоминающимся и очень интересным. Кроме того, например, «Я помню себя 11-летней» – это тоже работа, которая вызывала какой-то интерес.
Елена Фанайлова: Живую реакцию, да, правда.
Алена Солнцева: И конечно, мне кажется, что некоторые вещи, ну, например, анекдотичность сама по себе, да, вот как прием, она очень часто списывается нами в какую-то низовую культуру, а это очень здорово, когда анекдотичность становится частью произведения. И мне кажется, что особенно в нашей такой ханжески-заумной культуре, где за культурой обязательно должно закрепиться какое-то необычайное количество тоски воспринимающего, все вещи, в которых есть живое желание и возможность вызвать непосредственную эмоцию, они должны приветствоваться. Поэтому я хочу назвать клип «Принцесса», который тоже в этом смысле абсолютно простодушный и абсолютно поэтический, казалось бы, там не хватает… но такой замечательно обаятельный, что его тоже все отмечали. Кроме того, я хочу назвать «Неудачный поэтический дебют», который мне тоже очень нравится, потому что здесь обаяние самого автора и тоже простой прием – человек, читающий свои стихи, — это то же самое, что наивная живопись такая, но чрезвычайно много дающая, и тоже есть большое количество коннотаций.
Алена Солнцева: Да, и еще «Маша» – очень, мне кажется, занятная попытка необычного, не линейного, не простого изложения позитивного сюжета, вообще самой идеи позитивности. Мне показалось, что это очень любопытно. Поэтому во всем этом, мне кажется, если мы немножко не будем зашоренными, не будем немножко… Скажем, у каждого из нас есть свои какие-то предлагаемые обстоятельства, наши ожидания, и если мы эти ожидания немножко развернем в сторону большей открытости восприятия, мне кажется, мы получим больше удовольствия просто, а это очень важно – удовольствие.
Дмитрий Кузьмин: Во-первых, там была замечательная работа под названием «Однажды», снятая, так сказать, не последней фигурой, насколько я понимаю, в сегодняшнем киномире Дмитрием Мамулией, и смысл там в том, что стихотворение Рильке читает писатель Юрий Мамлеев. И помимо того, как это снято, и на что он смотрит, когда читает, это тоже все любопытно, там поразительный совершенно эффект возникает от столкновения двух мощнейших творческих индивидуальностей, которые обе присутствуют в кадре – один живьем, другой текстами. На самом деле, очень сильное впечатление!
Елена Фанайлова: Отлично, Дима, спасибо! Я тоже хотела, чтобы мы вспомнили эту вещь.
Дмитрий Кузьмин: Но желательно при этом помнить, что пишет Мамлеев, да, тогда это совершенно по-другому звучит. Вторая вещь, которую я хотел сказать, это про «Фортинбраса», потому что тут как-то мельком было сказано, что это некоторое отрицание самого жанра, так там как раз, мне кажется, не отрицание жанра, а прямо-таки утверждение истины по поводу этого жанра. Потому что не просто длиннейшее стихотворение Шаламова «Фортинбрас» читается на фоне ничего, кроме как слов «Фортинбрас» на экране, а соль в том, что это слово «Фортинбрас» меняется, оно то расплывается немножечко, начинает вибрировать, едет вбок, с ним что-то происходит. И это минималистический такой жест, чрезвычайно интересный. Другое дело, я не совсем понимаю, насколько он удачный, и надо бы его еще пара раз посмотреть, чтобы понять, как драматургия стихотворения взаимодействует с драматургией, эволюцией этого визуального образа.
Екатерина Троепольская: Я начну с жанра. Мы уже 7 лет, даже больше чуть-чуть, имеем с этим дело, и каждый раз мы начинаем с нуля. И каждый раз мы начинаем обсуждать, есть этот жанр или нет. Но, с другой стороны, наша основная идея этого фестиваля, даже сегодня у нас был первый круглый стол, и наши питерские друзья, авторы «Карты», например, они предлагали какие-то пути, как сузить, как определить видеопоэзию. Все время определить эти формальные признаки жанра. Поначалу какие-то люди говорили, что обязательно должен звучать голос автора. Еще кто-то говорил, что она должна быть непременно не больше трех минут. Мы все время от этого уходим резко в сторону. И поэтому даже членов жюри мы приглашаем тех, кто, в том числе, Википедию не открывал. Максимально разнообразных просто людей, которые готовы посмотреть, отклик которых нам интересен. Мы так вмешиваем людей в нашу тусовку. Точно так же поэтому мы приглашаем очень разных режиссеров, чтобы они, когда у нас есть возможность сделать лабораторию и заказать какие-то ролики, мы приглашаем самых разных людей, потому что на территории видеопоэзии, в общем-то, у них такие же шансы снять абсолютную ерунду, как и у простых участников, рядовых. Безусловно, понятно, у нас есть круг авторов, которых мы знаем, мы знаем, с чем они экспериментируют, но мы всегда берем вот именно верхи, то есть проходимся по лучшему из всего. И поэтому стараемся представить действительно максимально разнообразную какую-то программу. А сколько уж мы отсеиваем, вы не представляете себе. Тем более что, действительно, появилось уже много других конкурсов. Есть конкурс «Циклоп» – это видеопоэзии в Киеве, откуда, собственно, у нас приходят тонны украинской видеопоэзии. Тем не менее, мы до сих пор, у меня есть наглое убеждение, держим самый мощный темп именно потому, что нам удается все время втягивать людей в тусовку. Вот Андрей Сильвестров нам каждый год отдавал по кусочку своего «Бирмингемского орнамента». Работа это или не работа видеопоэзии, но, тем не менее, мы этот жанр… наша цель – его максимально расширить. Мне кажется, что потом, когда люди будут постепенно в нем выстраивать какие-то теоретические ряды или адаптировать западные практики, адаптировать западные статьи, как-то это все изучать, мы начнем уже выводить в конкурсы разные поджанры, голосовать за медиа-арт или за перформанс-документацию. А сейчас надо просто заваривать эту кашу, это довольно веселое занятие. И мы, в общем-то, авантюристы, и настаиваем на своем.
Елена Фанайлова
